В заброшенной шахте в местности Крушне-Гори (Рудных горах) на северо-западе Чехии исследователь Якуб Кристек поднимает с земли камень размером с кулак. Его дозиметр трещит. «Урановая руда», — говорит он, указывая на зелёные вкрапления минералов, поблескивающие под его налобным фонарём. Кристек бросает камень обратно в груду.

Кристек — один из немногих минералогов-любителей, работы которых по поиску редких минералов позволили обнаружить ряд секретных шахт, история которых восходит к жажде Советского Союза получить уран в начале гонки ядерных вооружений.

После того, как в августе 1945 года Америка сбросила ядерную бомбу на японскую Хиросиму, советское руководство обозначило уран как «важнейшее стратегическое сырье» новой эпохи. В ноябре того же года СССР подписал секретное соглашение с Чехословакией о масштабном расширении добычи «руд и концентратов, содержащих радий и другие радиоактивные элементы» в богатых минералами горах Богемского массива.

Советско-чехословацкое предприятие по добыче урана началось с того, что Кремль направил советников и тонны продовольствия для поддержки чехословацких шахтеров. Но после того, как в 1948 году власть в Праге захватили поддерживаемые Советским Союзом левые, сталинский режим получил возможность действовать более жёстко.

Вместо горняков, которым щедро платили за добычу урана, пришли осужденные и политические диссиденты. Их принудили работать в шахтах.

Томаш Боуска — основатель организации Politicti vezni, хранящей память о чешских политзаключенных. Он говорит, что во времена «урановой лихорадки» в Советском Союзе шахтерский город Яхимов был закрыт для всех, кроме имеющих спецпропуска. Позже, «через год после прихода к власти коммунистов [в 1948 году], город превратили в настоящую колонию ГУЛАГа».

Десятки тысяч заключенных были отправлены в шахты Яхимова, где они работали в облаках радиоактивной пыли. «Там не было вентиляции, у нас не было ни респираторов, ни масок, — вспоминал один из выживших, — поэтому каждый день мы уходили оттуда серыми или красными, в зависимости от перерабатываемой урановой руды».

Несколько бывших заключённых рассказали о пресловутых «русских автобусах». Это не транспортное средство. Перед сменой в шахтах сотни заключённых собирались на тюремном дворе, а затем, как вспоминал один из выживших, им «приходилось сбиваться в кучу так, чтобы касаться бёдер и тел друг друга. Затем [охранники] обходили нас со стальным канатом толщиной около 5 миллиметров и запирали его на замок». После вся толпа, как один человек, двигалась к входу в шахту.

Заключённые использовали ручные инструменты и взрывчатку для извлечения кусков радиоактивной руды. Кристек показывает на бетонный сейф в шахте, где, по его словам, хранились детонаторы, «чтобы заключённые не могли к ним добраться». Насилие в шахтах было обычным явлением. Некоторые заключённые вспоминают, как грабили горняков, которым платили за перевозку радиоактивной руды, чтобы выполнить дневную норму.

Для Кристека исследование урановых рудников времён Холодной войны связано не столько с желанием изучить советскую инфраструктуру, сколько познакомиться с уникальными условиями внутри шахты. Радиоактивные подземные пещеры могут создавать новые минералы всего за несколько десятилетий.

Кристек, опубликовавший четыре научные статьи о своих открытиях минералов и ожидающий подтверждения другими авторами лабораторных исследований, не понаслышке знает об опасностях заброшенных шахт. Однажды, когда он был подростком, его чуть не придавило породой.

«Я был один и копал, чтобы добраться до старой шахты, и вход обрушился на меня, — вспоминает он. — Моя голова и одна рука были свободны, так что я смог выкопать себя, но было очень страшно».

Сегодня он лишь изредка отваживается на одиночные экспедиции. «Меня пугает это пространство и тишина, — говорит он. — Иногда я пою там вслух».

Минерологическая сфера в Чехии немногочисленная и сплоченная, но, по словам Кристека, известны случаи работы под землёй некоторых криминальных элементов.

«В некоторых заброшенных шахтах люди буквально добывают руду, и они очень враждебно относятся к другим группам», — рассказывает он.

В шахтёрском городе Крупка на северо-западе страны, по его утверждению, «до сих пор есть крупное месторождение олова, и эти [черные шахтёры] его разрабатывают».

Неизвестно, добывают ли незаконно уран, но, по словам Кристека, учитывая огромные затраты на переработку радиоактивных материалов, это крайне маловероятно.

Входы в шахту, которые в некоторых случаях напоминают норы крупных животных, обнаруживают благодаря изучению карт и исторических аэрофотоснимков. Исследователи прислушиваются и к бывшим шахтерам, которые делятся информацией.

В заброшенных в 1960-х годах шахтах деревянные крепления давно сгнили. На некоторых участках шахты можно увидеть обрушение кровли, что делает их исследование сегодня напряженным даже для опытных исследователей. «Обвал — это самое страшное, потому что с этим ничего не поделаешь», — говорит Кристек, рассказывая об одном чехословацком исследователе, погребённом под камнями в шахте в Яхимове. Его тело так и не нашли.

В заброшенных в 1960-х годах шахтах деревянные крепления давно сгнили. На некоторых участках шахты можно увидеть обрушение кровли, что делает их исследование сегодня напряженным даже для опытных исследователей.

«Обвал — это самое страшное, потому что с этим ничего не поделаешь», — говорит Кристек, рассказывая об одном чехословацком исследователе, погребённом под камнями в шахте в Яхимове. Его тело так и не нашли.

Кристек признаётся, что рад возможности исследовать множество мест, пропитанных историей, пока они ещё доступны: «Чем больше времени проходит, тем больше этих шахт обрушатся и будут потеряны навсегда».